Новостной портал pk.kiev.ua

Напомним хронологию событий возникновения Еврозоны и непосредственно евро. Определяющими событиями для объединения Европы стали два: Римский договор об образовании Европейского экономического сообщества (1957) и Закон о Единой Европе (1986). Можно сказать, решение о воссоединении Европы соизмеримо с революцией, которую удалось провести мирно. Учитывая успех, создатели Еврозоны рассчитывали на такой же успех с евро. Однако, один за другим разгорающийся кризис в южной части Европы наглядно показывает – ситуация с единой валютой явно проигрышная. Евро стало тем смертельным ядом, который грозит не только единству, но и благосостоянию каждого участника.

В трясине «великого» евро уже погрязли Кипр, Италия, Португалия, Испания и Греция. Они погрязли в кризисе и не смогут восстановить конкурентоспособность с помощью классически применяемой внешней девальвации (валютной). Поэтому северные экономики Еврозоны должны поддерживать южные, чтобы как-то приостановить распространение кризиса. Это по факту также подразумевает отказ от осмотрительной и разумной финансовой политики в северных странах. Итак, кризис на юге и националистические настроения на севере разрывают Единую Европу.

Новой страной-кандидатом на кризис, которая находится под угрозой сильного экономического спада, является Франция, спад ВВП наблюдается уже 4 года подряд. Французская экономика является второй по размеру экономикой ЕС – кризис становится показательным и масштабным. Чтобы восстановить конкурентоспособность требуется иметь под рукой инструмент национальной валюты, а его просто, как оказалось, нет в распоряжении.

Давайте разберемся, почему так вышло и почему евро – как единая валюта – стало основной причиной кризиса. Основная причина в том, что на момент объединения разные страны имели значительные различия в конкурентоспособности. Аналитики предполагали, что евро будет способствовать равномерному экономическому развитию – на практике все оказалось иначе. Изначально считалось, что установив номинальный курс валюты и исключив риски, евро должно было объединить в единое целое слабые и сильные экономики. Избыточный доход должен был перейти в страны с его недостатком. Это должно было способствовать развитию производства, но в Европе давно установилась потребительская политика, то есть сама Европа, являясь крупным инвестором, не является крупным производителем. Все получилось с точностью до наоборот.

В результате страны с низкой конкурентоспособностью имели и низкий индекс ППС (паритет покупательной способности), то есть им были свойственны более низкие цены. В результате входа в ЕС затраты на рабочую силу в этих сегментах Еврозоны возросли, рост зарплат и издержек составил 19-26%, а прибыль промышленных предприятий снизилась до ничтожной при сохранении прежнего уровня цен, что повлекло не только повышение рыночных цен на «южные» товары, но и потерю их конкурентоспособности на рынке Европы. Перераспределение спроса в результате объединения сказалось и на конкурентоспособности устойчивых стран. В результате возник дефицит ВВП в 2-10%, что повлекло кризис уже на следующем этапе, дефицит ВВП Германии – самой богатой страны ЕС – составил 6%.

Поскольку внешняя девальвация из-за наличия единой валюты не была доступна как инструмент, ликвидировать дисбаланс можно было за счет внутренней девальвации и трансграничных финансовых переводов. Внутренняя девальвация подразумевает сокращение государственных расходов и увеличение налоговой нагрузки. Это должно было привести к снижению цен и зарплат, так как дает небольшой эффект в виде ослабления спроса.

Если это не компенсировать увеличением спроса в странах с нормально работающими экономиками, например, в Германии, то меры в целом подорвут экономический рост Еврозоны, а, следовательно, и государственный бюджет. Однако, такие методы стимулирования неприемлемы для стран с нормальным ВВП, это противоречит их экономической культуре. Такое отношение только усугубит сомнения в необходимости ЕС в странах с дефицитом и усугубит кризис с государственными финансами и отношениями в области государственного долга.

На примере Латвии и Исландии можно сказать, что внутренняя девальвация недопустима как заменитель внешней девальвации. В период 2008-2010 год в Исландии, прошедшей через внешнюю девальвацию, ВВП снизился в два раза меньше, чем в Латвии, где применили внутреннюю девальвацию. Также несравнимы цифры роста безработицы – в Исландии рост составил 5%, в Латвии соответствовал 17%. Заработная плата в дефицитных странах действительно начала резко снижаться, там были сразу же применены структурные методы, стимулирующие производительность. Но в этих условиях обычно падает доверие к власти и терпимость населения в связи со снижением социального уровня. На примере Латвии можно проследить падение производства, снижение доходов и занятости, а также острое недовольство правительством.

В силу этого, главным инструментом при отсутствии доступности внешней девальвации является трансграничный перевод средств – иными словами займы. Страны с профицитом подобными займами смягчают удар по экономикам стран с дефицитом. Но и подобные перечисления будут в будущем болезненны.

В прошлом такие переводы осуществлялись государствами и банками, в качестве залога выступала недвижимость – мировая экономика в 2008 не выдержала в результате падения кредитного рынка недвижимости. На смену банковским потокам пришли переводы государственных средств из бюджетов. В результате растут дефициты бюджетов, как со стороны кредиторов, так и заемщиков. Фактически любой бюджет – это деньги налогоплательщиков. Банки-кредиторы берут на себя обязательства по рекапитализации госдолга, при этом, безусловно, проводится рекапитализация средств налогоплательщиков. Это априори ведет к политическому взрыву, поэтому такая поддержка возможна только при условии жесткой бюджетной дисциплины и инициацией структурной реформы. Такие реформы все равно повлекут политическую нестабильность, так как налогоплательщики/избиратели никогда не смирятся с такой политикой, например, в Германии.

Как минимум, для сохранения Еврозоны нужно отказаться от евро.

На основе отчета Bloomberg.